|
| | |
| Советы Лицинии и упрямство Красса Ежедневные хлопоты по подготовке парфянского похода изрядно утомляли Красса. По вечерам консул едва передвигал ноги от усталости, и единственным его желанием было побыстрее добраться до мягкого ложа и до утра забыть о делах. Сегодня, когда Марк Лициний уже счел все дела завершенными и приказал готовить постель, явился привратник. - Господин, к тебе женщина. - Кто такая? - недовольно спросил консул. - Она отказалась назвать свое имя, но велела передать: "Тебя хочет видеть та, которая могла стать причиной твоей смерти, но нынче желает уберечь от гибели". - Нельзя ли от нее избавиться? - Красс с надеждой посмотрел на слугу. - Вряд ли это возможно - поздняя гостья настроена весьма решительно, - высказал свои наблюдения привратник. - Я не могу прогнать ее как обычную просительницу. По всему видно, она довольно богата и влиятельна, ибо ее сопровождает десяток весьма упитанных рабов. - Ладно, зови... - озадаченно промолвил триумвир. - Скажи страже у дверей, чтобы не дремала. Едва гостья вошла, Красс указал ей на стоящий у двери стул: - Садись. Сам он благоразумно оставался в противоположном конце комнаты. Первым делом Красс попытался удовлетворить свое любопытство, которое уже начало брать верх над усталостью: - Скажи, кто ты, зачем хотела меня видеть, и что значат твои слова, переданные привратником? - Да разве не узнал меня доблестный Марк Лициний Красс? Ты, чьей памяти завидуют все, кто тебя знает, забыл черты лица женщины, которую любил и которая любит тебя до сих пор! - Лициния! - воскликнул Красс. - Неужели это ты? Через мгновение самообладание вернулось к консулу. Он открыл дверь и спокойно приказал стоявшим на страже легионерам: - Вы свободны. Свой пост займете через час. - Ты осторожен, как в молодости, - усмехнулась Лициния, - но, право же, напрасно. Год назад я покинула храм Весты и теперь вольна делать все, что хочу. - Сколько же тебе лет? - Считай сам: в восемь лет я стала весталкой, тридцать лет прослужила в храме - таков обязательный срок службы богине Весте. И, как я уже сказала, год назад он закончился. - Да, немало, - подвел итог Красс и тут же исправился: - Но выглядишь ты прекрасно. Годы не властны над тобой, Лициния. - Что же ты сразу не узнал меня, старый хитрец? Надеюсь, ты не будешь утверждать, что я совершенно не изменилась за прошедшие годы? - Во-первых, твое появление было для меня большой неожиданностью. Во-вторых, ты, конечно, немного изменилась. Но только в лучшую сторону: стала женственнее, желаннее... - О желаниях помолчи, - оборвала Красса весталка. - Сколько я помню, все твои стремления ограничивались двумя вещами: богатством и славой. Или к старости тебя стали интересовать женщины? - Деньги, женщины, - усмехнулся Красс, - их всегда не хватает в молодости, а к старости испытываешь недостаток покоя и тишины. - Так это за ними ты спешишь в Парфию? Красс невольно залюбовался Лицинией, пропуская мимо ушей ее колкость. - Что же ты молчишь, Марк? У тебя на все всегда готов ответ. Помнишь, как ловко ты отверг обвинения в сожительстве со мной? Тогда ты спас от смерти и позора и себя, и меня! - Да, было такое... - Вдобавок ты за бесценок приобрел мою виллу и, поговаривают, еще дешевле купил виллу своего обвинителя - сенатора Квинта Аврелия. - Обычная сделка. - Не скромничай, Красс, ты не на заседании сената. Лициния вдруг замолчала. Ее долгий немигающий взгляд застыл на лице консула. Словно что-то далекое и давно забытое пыталась она отыскать в этом, уже покрытом глубокими морщинами, лице. - Ты очень постарел, Марк, - наконец произнесла она. - Спасибо, отблагодарила. - Не обижайся, Марк. Я до сих пор тебя люблю. Ты мне нравишься своей целеустремленностью, неуемной жаждой деятельности, умением добиваться любых высот. Вот и сейчас ты, убеленный сединой старик, достигший всего, чего может пожелать человек, готовишь поход в неведомые земли. - Я уже не тот, что был в молодости, - вздохнул Красс. - Признаюсь честно, Лициния, годы берут свое. Боюсь, поход на парфян будет моим последним делом. Временами я даже сомневаюсь в его успехе. - Так откажись от войны с Парфией, - посоветовала Лициния. - Чего тебе не хватает? Для любого из смертных твое положение - предел мечтаний. - Я мечтал о далеких восточных странах, когда был еще мальчишкой. С годами мои детские фантазии принимали все более реальные очертания. И вот, наконец, сенат дал согласие на войну с Парфией. Чем бы все это ни закончилось, я знаю одно - Марк Красс не откажется от задуманного, это не в его правилах. - Тебе просто недостает славы. Ты ввязался в какую-то сумасшедшую гонку с Помпеем и Цезарем. Каждый из вас хочет опередить соперника, но все вместе вы несетесь навстречу собственной гибели. - Скажи, Лициния, знаком ли тебе Александр Македонский? - вдруг спросил Красс. - Кто же не знает великого греческого воителя? - удивилась бывшая весталка. - Вот видишь! Все знают Александра. А ведь он жил почти три столетия назад. - Так прикажи написать о себе книги. Разве мало писак, готовых за несколько десятков или сотен сестерциев посвятить тебе стихи, поэмы, запечатлеть на пергаменте или папирусе каждый твой шаг? Твою биографию прочтут и через триста, и через пятьсот лет. - Произведения этих писак умрут раньше них самих. Вот если бы Гомер описал мои деяния, как Троянскую войну, я был бы спокоен. - Опомнись, Марк, Гомер умер тысячу лет назад. - Нет, Лициния, он не умер и не умрет никогда. Гомер есть у каждого времени, у каждого народа. Его невозможно купить, и в то же время нужна лишь самая малость: деяния твои должны быть достойны его великого пера. И тогда твоя слава будет жить вечно. - Я думала, ты, Марк, лишен предрассудков. Мне казалось, что ты ни в медный асс не ставишь людское мнение. Вспомни, ведь ты занимался позорными для сенатора ростовщичеством и торговлей; скупал дома, виллы, рудники своих же собратьев-сенаторов, попавших в проскрипционные списки. И вдруг тебе понадобилась вещь, которую, словно призрак, невозможно ни купить, ни продать. - Я римлянин! Что для римлянина может быть дороже славы, доблести и долгой памяти потомков? - Неужели и тебя, человека практичного и расчетливого, не миновала эта болезнь? - Ты сама не понимаешь, Лициния, что для Рима твои слова опаснее парфянских и германских мечей. Только благодаря непомерному людскому честолюбию Рим стал властителем земного круга. И как только римляне начнут больше заботиться о своем животе и мягкой постели, как только забудут о том, что рождены защищать величие Вечного города, едва они перестанут стремиться к тому, чтобы их имена и изображения остались выбитыми на камне, вылепленными из глины, вытесанными из мрамора, выведенными буквами в книгах на века - Рим сразу падет. - Ты думаешь, тебя зовет в Парфию жажда славы? Заблуждаешься, Марк. Это Цезарь с Помпеем подсунули тебе парфян, чтобы избавиться от соперника. А заодно ты уведешь с собой весь нищий плебейский сброд. Погибнут - не жалко, меньше раздавать хлеба, спокойнее будет в Риме. - Лициния, ты слишком мрачными красками рисуешь мое будущее. - Таково оно в действительности. Это давным-давно поняли Помпей и Цезарь, лишь дальновидный и всегда осторожный Марк Красс почему-то не в состоянии верно оценить свое нынешнее положение. Тебе не кажется странным, что Помпей отдал без споров сирийское наместничество, а сам предпочел спокойную Испанию? Тот самый Помпей, который едва ли не силой отнял у Лукулла войну на Востоке! - Дорогая, ты забываешь, что теперь мы с Помпеем друзья, а Юлий Цезарь послал мне в помощь тысячу всадников. - Для Цезаря это прекрасная возможность избавиться от галлов, готовых взбунтоваться, - объяснила Лициния щедрость наместника Галлии. - Посмотри на свое войско, Марк Красс. Уж не надеешься ли ты с этим сбродом разбить парфян? - А почему бы и нет? Еще с более слабым войском я уничтожил гладиаторов Спартака. - Понимаю, на что ты надеешься: одна хорошая децимация - и победа в руках. - Вполне возможно, придется прибегнуть и к этой мере. - Не получится, Марк. Ты забываешь, что в войне со Спартаком речь шла о спасении родины, а парфянский поход предпринят лишь для удовлетворения честолюбия Марка Красса. Римляне не позволят во второй раз забивать себя, как овец. - Может, в чем-то ты и права, Лициния, - согласился Красс. - Но ничего не поделаешь: я начал дело, значит, надо довести его до конца. Даже если после его завершения я не получу ни малейшей пользы. - Какая польза!? - ужаснулась Лициния. - Тебе грозит гибель! Войско парфян считается одним из лучших в мире! - Пойми, Лициния, нам троим - мне, Цезарю и Помпею - становится тесно в Риме. Пока наши силы почти равны, но если я разобью парфян, я стану первым. Я буду выше их, и Цезарь с Помпеем покорятся моей воле. Если погибну... что ж, лучше сложить голову во славу Рима, чем воевать на его улицах, как Марий и Сулла. - Разве мало вам Рима на троих? - А разве для троих мужей достаточно одной жены? - вопросом на вопрос ответил Красс. - Марк, я испросила у богини Весты, будет ли твой поход удачным. Богиня ответила отрицательно, - прибегла к последнему аргументу Лициния. Марк Красс грустно усмехнулся: - Веста обманула тебя, а может ты плохо расслышала ее слова. Авгуры* объявили, что боги желают войны с парфянами и будут ей покровительствовать. - Сколько ты им заплатил? - Кому? Богам? - Авгурам... Консул промолчал. - Боги щедро наградили тебя всеми достоинствами, но на погибель дали тщеславие и гордыню. Эти пороки, доблестный Марк Красс, сильнее тебя, их не победить, как Спартака или мятежных самнитов. Впрочем, ты даже не пытаешься бороться со своими пороками. А ведь победа над ними могла бы сравниться с победой под Коллинскими воротами. - Лициния! Не трать напрасно свое красноречие, ты все равно не заставишь меня отказаться от мечты. - Вижу, тебя не переубедить, - подвела итог Лициния. Она поднялась с кресла и подошла к консулу. Правая рука Красса оказалась в маленьких изящных ладонях весталки. Их взгляды встретились: глаза триумвира спокойно и сурово взирали на все еще прекрасное лицо женщины. Лициния смотрела на него то с нежностью, то с тревогой, то, как бы в нерешительности опуская взгляд. - Ну что еще, Лициния? Говори, не бойся. - Марк, продай мне мою виллу. - С этого надо было начинать. И я мог бы пораньше лечь спать, - недовольно проворчал старик. - Так продашь? - в голосе весталки слышались мольба и робкая надежда. - Я заплачу вдвое больше, чем ты дал мне тогда. - Зачем же мне продавать виллу? Она мне нравится и приносит неплохие деньги. В конце концов, она мне дорога как память о тебе. - Подлый лжец! Мог бы на склоне лет хоть раз проявить великодушие! Я ведь могу купить и другую виллу, но этот клочок земли дорог мне тем, что я на нем родилась и сделала первые шаги. На земле своего отца и деда я хочу провести оставшуюся часть жизни. - Не злись, Лициния. Ведь, судя по твоим словам, мне осталось жить немного. - С момента, когда ты сделаешь первый шаг в сторону Парфии, можешь начинать отсчитывать свои последние дни. - В таком случае, Лициния, отныне у тебя нет оснований быть недовольной мною: завтра же я составлю завещание, и ты получишь виллу после моей смерти. А пока я назначаю тебя, Лициния, управляющей этой виллой; с завтрашнего дня приступай к своим обязанностям. - Благодарю, Марк, - лицо весталки, однако, не выражало радости. - День, когда я получу столь щедрый дар, будет для меня самым печальным днем в жизни. Триумвир, казалось, не слушал Лицинию. Он думал о чем-то своем. - Ну вот, на свете появился еще один человек, который с полным основанием может желать мне скорой смерти. - Живи вечно, славный Марк Красс. - Лициния обняла старика и дважды поцеловала его в морщинистые щеки.
| |
| | |
|
| Профиль | |
| Salve: Hostis
Полное имя: Hostis Ты здесь: -й день Личные сообщения Дата: 20.04.2024 Твой браузер: Твой IP Адрес: 3.142.195.24 | |
| | |
|